Мой дед, Корнеев Виктор Фёдорович, как и все русские мужчины в сороковые годы прошлого века, сражался за Родину. Перед смертью он написал тетрадь со своими воспоминаниями. Привожу их здесь в неизменённом виде...

Когда началась война, я учился в 7-м классе 2-й школы г. Михайлова. Когда началась уборка урожая, работал на уборке. Косили рожь, скирдовали, убирали картофель, капусту, морковь. В конце ноября Михайлов захватили немецко-фашистские оккупанты, пробыли две недели. Началось контрнаступление наших войск, и они покинули наш город, оставив большое количество техники и трупов своих солдат. После оккупации я в школу не пошёл, работал в колхозе на молотьбе урожая. В апреле копали окопы, в мае поступил работать связистом до декабря. В декабре 42 г. принесли повестку проходить военную подготовку здесь. В конце декабря с Москвы приехали офицеры и на всеобуче по одному вызывали и предлагали вступить в истребительный батальон, я изъявил желание. В начале января 1943 г. прислали повестку явиться в школу. Вот началась служба в 67-м истребительном батальоне войск НКВД в г. Михайлове. Командир батальона - Гуров с г. Озёр. Вместе с милицией ходили на задания по задержанию дезертиров и диверсантов. 23 июня 1943 г. отправили в командировку в Быково на строительство аэродрома, затем в Измайлово. Работали по 12 часов, снимали верхний слой земли. Пришёл сержант, отобрал группу, в которую попал и я. Так стал я конвоиром караульного отряда майора Хаскина. В конце сентября отправляли этап в Вязьму, с ним попал и я. Здесь расположились возле деревушки Двоевка, на краю аэродрома. Заключённые в палатках, а мы в землянке, вместе с охраной аэродрома. Стали заготавливать стройматериалы. Загородили площадку колючей проволокой и стали строить землянки. Когда выпал снег, мы уже жили в землянках. Часть заключённых чистила снег со взлётно-посадочной полосы, часть занималась ремонтом хозяйства аэродрома. Нас, 26-го года рождения, было 6 человек. В начале марта 1944 г. нас послали на приписку в райвоенкомат, а 26 марта 1944 г. прислали повестку. Командир взвода ВОХР, старшина Бульонов, уговаривал не ходить, остаться, говорил, будет бронь, но мы не согласились.

* * *
Отважный
В августе 44 г. прибыло пополнение 49-й стрелковой дивизии, 212 стр. полк, 3 стр. батальон, взвод противотанковых 43-миллиметровых орудий. Командир взвода старший лейтенант Прутков, командир 1-го орудия старший сержант Калинин, наводчик Хорошев, заряжающий Корнеев и ящичные Кузнецов и Сидельников. Командир 2-го орудия сержант Комаров, наводчик Мороз, заряжающий Гриднев, ящичные Бурдюжий и Кравцов. Приняли боевое крещение при прорыве обороны противника на Мангушевком плацдарме на реке Висла. Артподготовка с вечера 15 января, поставили на огневые позиции орудия впереди второй траншеи. И вот 6 часов утра 16 января. Катюши начали артподготовку, и мы сразу же открыли огонь, но не помню, 3 или 4 снаряда выпустили. Я повернулся за следующим. В это мгновение сверкнули искры в глазах и стало темно, а я обеими руками тру глаза. Слышу голос ком. взвода: «Ты ранен?» Я отвечаю, что ничего не вижу. Несколько минут я протирал глаза, и вдруг увидел свет. Ком. взвода одной рукой держит кисть другой, где должны быть большой и указательный пальцы. Он просит меня снести в траншею Кузнецова и Сидельникова. Я спустил их в траншею. Он спросил: «Ты можешь вести огонь?» Я сказал: «Могу». Старлей приказал сержанту дать человека из другого расчёта, потом слышу команду: «Поднеси снаряды». Я встал, прошёл шагов семь, вижу, Новиков ползёт и тянет за собой ящик. Я взял ящик и поднёс на огневую, и стали вести огонь. Не помню, сколько снарядов израсходовали. Артподготовка закончилась. Здесь я стал осматривать огневую, где находились наши орудия, там среди мёрзлой земли - части тела ст. сержанта Калинина. Он мне перед началом боя сказал: «Зачем ты одеваешь вещмешок? Ведь мы не сразу пойдём вперёд», это последние его слова...
На огневой - неразорвавшиеся снаряды и порванные гильзы, порох сгорел. Здесь пришёл медфельдшер батальона, здесь я почувствовал, что в спине колет. Снял полушубок, завернул гимнастёрку над рубахой и вынул два небольших осколка. Обработали раны и заклеили пластырем, затем на левой руке указательный палец, маленькая, ранка, она быстро зажила, а палец так всю оставшуюся жизнь не сгибался. Здесь начали осмотр Кузнецова и Сидельникова, так они без памяти, и были лица все обожжённые, головы распухшие, и вот я не знаю до сих пор, живы они остались или умерли...

(из наградного листа)

Медаль «За боевые заслуги»

На прорыв обороны шёл первый батальон 212 стр. полка, командир майор Субботин и замполит капитан Раменский, обоим было присвоено звание героя. 17 января утром я упал, и по ноге проехала телега. Здесь я перешёл на попечение ездовых. Нога распухла, ходить не мог. Ездовые: 1-е орудие - Пилипенко, 2-е орудие - Журавлёв и повозочный Кравцов. Недели две я подменял их. Сопротивления не было, быстро двигались вперёд. В феврале мы вышли к Одеру, в районе на западном берегу - г. Брисков, на восточном - деревня Кунице, а левее - д. Аурит. Между ними, в небольшом лесу, расположился батальон, а нас с 1-м орудием, с правой стороны д. Кунице - три человека. Находились два дня, затем сняли. Командир взвода сержант Комаров ходил птичек стрелял с пистолета. Я сказал, что не надо так, а он повёл меня к командиру батальона, доложил, что вступаю в пререкания. Командир батальона направил в 9-ю роту. Я прихожу, беру вещмешок с повозки и сказал ребятам, что иду в 9-ю роту. Пилипенко приказал: «Положи вещмешок и никуда не ходи». Я не знал, оказывается, 9-я рота должна ночью форсировать Одер с д. Аурит. В одну ночь от 9-й роты осталось 5 человек. На следующую ночь рота с другого полка при огневой подготовке форсировала Одер и закрепилась, а вечером наш батальон форсировал Одер и по дамбе двинулся вперёд. Дозорные, боевое охранение, и за охранением - сорокопятка. Дамба вся усажена деревьями, кустарником, орудие сползает, за деревья цепляется. Так двигались часа три. Вдруг раздался окрик: «Хальт!» И сразу открыли пулемётный огонь. Боевое охранение как ветром сдуло, и коней срезало пулемётной очередью. Мы отцепили орудие, приготовили к бою, но навести орудие на цель в кромешной тьме невозможно. Здесь командир батальона капитан Севастьянов командует: «По пулемёту огонь!» Я кручу ручки наводки, чтобы поймать вспышки, он кричит: «Огонь, или пристрелю!» и к виску приставил пистолет. Здесь я нажал кнопку выстрела, пулемёт смолк. И послышалась команда: «Комбата - к зам. ком. полка!» Там в темноте не видно, а слышно, он даёт нагоняй комбату, приказал отвести батальон назад. Они встали и ушли, а мы остались, развернули зарядный ящик, прицепили орудие и поволокли назад. Доволокли до каменного сарая. Здесь солдаты жгли костры. Здесь же наш ком. взвода был. Он меня послал за лошадьми на восточный берег, по льду. Где переправлялся наш батальон, я не пошёл, а пошёл к паромной переправе. Паром стоял вмёрзший, но по льду можно было переправляться, а на другом берегу поднялась стрельба. Мне дали двух коней. Я подошёл обратно к переправе. Тут уже стало светло, и немцы стали обстреливать из миномётов. Лошади испугались и влетели в воронки, под лёд. Одна лошадь попала близко к берегу, а вторая подальше. Ту, которая ближе, я вытащил обратно на берег и отправил в хозвзвод. Прибежал солдат, принёс с парома камни, мы ими лёд продолбили, вторая лошадь стала дно доставать, и я её вывел. Я пошёл к деревне Аурит, там была переправа, её обстреливали. Там был большой дом, я в него завёл лошадь, дал ей ячменя и стал смотреть, что бы самому поесть. Смотрю - там походная кухня, я подошёл, попросил, мне дали лапши и каши в котелке. Поел, потом вывел лошадь.

Карта боевых действий, февраль-апрель 1945 г.

На восточном берегу выстроились Катюши и вдарили туда. После этого стрельба стихла. Я смотрю, по переправе идут, я сел верхом. Мне закричал генерал: «Лошадь надо к орудию!» Я поскакал по дамбе. Скакал, скакал, тут мне говорят: «Куда ты? Немцы там!» Я повернул в сторону, в дубовый лесочек. Прискакал, нашёл ездового. Орудие осталось у немцев. Вечером редко были выстрелы, тихо было, а наутро прилетели 3 или 4 немецких самолёта на наши передовые позиции и стали бросать бомбы. Все остались у 2-го орудия. А Новиков кинулся сразу бежать в тыл. Тут я стал расспрашивать, что случилось, когда я ушёл. Они нашли на западном берегу других лошадей и пошли в наступление. Подошли к самому городу Брисков. Там была морская школа, гестапо. Они шли по два человека: один строчит из пулемёта, а другой несёт ящик. Наши не выдержали и пошли назад, а когда Катюши стрельнули, многих немцев побило, они остановились и дальше не пошли. Наши опять лошадей запрягли и пошли в наступление вместе с пехотой. Командира батальона ранило, а наш командир взвода был пьяный, командовал: «Огонь по зелёному дому!» Новиков удрал первым, а потом ушёл ездовый. Наводчик Гриднев поворачивается. Он последний убегал от орудия. А когда я лошадь привёл, на другой день готовились к контратаке. Мы собрались: Комаров, Мороз, наводчик Хорошев. Потом немцы пошли в наступление. Снабженцы подвезли к орудиям шрапнель. Мы стали стрелять картечью. У сорокопятки на 50 метров всё срезает, у 75-й - метров на 70. Отстрелялись, подошли под самый город. Слышим команду «отойти». Немцы взорвали дамбу, её стало заливать. Мы были внизу, а вода идёт волной, всё затапливает. Мы выскочили наверх, на дамбу. Немцы начали по нам стрелять с миномётов. Из наших все остались живы, только ком. взвода сержант Комаров, он хотел по льду перебежать на восточный берег, но не успел. А потом нам дали другого ком. взвода - лейтенанта Черненко. Он был какой-то психически больной. Он боялся гула летящих снарядов. У нас его вскоре тоже заменили, дали младшего лейтенанта Ефремова с Москвы. Мы заняли оборону. Там был небольшой посёлок и спиртзавод. Мы в посёлке стояли, потом нас перекинули в деревню Визенау. Новикова отправили в 9-ю роту.
Здесь, на Одере, получил письмо из дома. Мой старший брат, Володя, погиб под Кёнигсбергом... Жили мы хорошо, в немецком доме, уголь топили. А потом ещё взяли деревню Визенау. Потом нас перевели в Визенау. Тут уже было совсем тепло, апрель-месяц. В Визенау находились не всё время: нас то пошлют туда, то отведут ночью. Немцы узнали, установили пулемёт и стали бить. За ночь, когда станут отводить, теряли человек двух-трёх. Командир приказал уничтожить пулемёт. Деревня была на бугре, рядом - ровная площадка. Мне оставили пушку и 10 снарядов. Я днём просмотрел хорошенько, куда стрелять. Я запустил 5 снарядов, и пулемёт замолчал. А потом слышу, захрюкал их шестиствольный миномёт. Я от орудия убежал вперёд, к передовой. И орудие, и я целы остались. А когда уходили из деревни, оставили там Бурдюжего боеприпасы охранять. Через некоторое время сообщили, что он погиб...
А потом, когда пошли в наступление с Одера, ранило Гриднева и насмерть убило Пилипенко. Когда начали наступать, орудийного Журавлёва ранило в ногу. Мне командир сказал: «Будешь и за лошадьми ходить, и за наводчика». Был уже конец войны, сопротивления никакого. А я, когда в Одере с лошадьми купался, у меня разбухла красноармейская книжка. Командир меня послал за другой книжкой. Я рассказывал. Что воевал за наводчика и за ездового. Писарь взял и написал: «Ездовый». А потом нас всех взяли и в учебный батальон отправили, в другую армию. Тут уже началась послевоенная служба. А когда стали проверять, кого наградить за прорыв на Висле, многим присвоили звание Героя Советского Союза, а Новикову дали медаль «За боевые заслуги», хотя он ничего не сделал, но он был кандидат в Партию. Его так и прозвали: Отважный.

(из наградного листа)

Орден Славы III степени