Прошло полгода. И роман инопланетный
Стал чем-то серым и обыденным уже.
Адаму с Евой надоел и плод запретный,
Что каждый полдень красовался на ноже.

Бутоны супер-орхидей пятиметровых
С безвредной псевдонаркотической пыльцой
Не нагоняли больше снов, видений новых.
Тропа к ним стала зарастать уже травой.

Упругих щупалец-лиан аттракционы,
Батуты-сети великанских пауков,
Цветной парад живых камней-хамелеонов
Не вызывали восхищённой бури слов.

Сюиты сказочных жар-птиц приелись тоже.
Мечта жалеть уж начинала, что сбылась. 
И вскрылось то, чему в Эдеме быть негоже:
Борьба за право управлять, борьба за власть.

Был каждый жутко неуступчив, непреклонен,
Текла горячая в них, лидерская, кровь.
И даже низкий метод был в борьбе законен,
К атаке - меч, а к обороне - щит готовь!

И наш герой в изобретательстве порочном
Свою зазнобу переплюнул всё ж чуть-чуть.
Однажды утром, закусив кокосом сочным,
Собрался тихо, осторожно, в дальний путь.

И нацарапал на стволе ближайшей пальмы,
Что он уходит, и, быть может, навсегда.
Порой стремимся от любви в немую даль мы,
Но, может быть, вернуть способны нас года.

«Ты жди, любимая, меня на этом месте.
И не ищи - ведь я, вернувшись, не найду!
И, может быть, потом мы снова будем вместе.
А может, нет. Но всё же жди! А я пойду!»

И он ушёл. И клятву дал себе держаться
Два планетарных года - где-то год земной.
И начал тенью сиротливою скитаться,
В слезах тоскуя о любимой и родной.

Он понимал, что и она тоскует тоже,
Что эта пытка одиночеством страшна.
Но власть над ней была упрямому дороже:
«Вот я вернусь - и будешь ты подчинена!

Не заикнёшься больше о своих желаньях,
В моих навеки растворишься без следа,
Лишь бы опять не написал я »до свиданья«,
И не настала дней таких вот череда!»