Она умирала. Три ночи, три дня,
На острых камнях, без одежды.
Из ран её, серый гранит кровеня,
Сочились остатки надежды.

Удар не предал её вечному сну,
Готовя к ужаснейшей роли.
Как бабочку нежную, к твёрдому дну
Пришпилил ста иглами боли.

Познала проклятье родной стороны
И когти волков шариата.
Четыре высоких и гладких стены,
Четыре угла. Где же пятый?!

А солнце безжалостно мечет лучи
В пока ещё свежее тело.
Смакуют расправу над ней палачи,
А жертва любить лишь хотела...

Она вспоминала недолгий свой путь
В покорном смиренном служеньи,
Ладонь, напоследок помявшую грудь,
Злострастное лиц выраженье...

То слёзы душили, то горестный смех,
Мутился рассудок от жажды.
Из ночи далёкой ей вырвать бы грех,
Но разве прожить её дважды?

Она умирала. В последней мольбе,
В бредовых объятиях жара,
Среди двух десятков подобных себе,
Чуть ранее принявших кару.

Они зазывали смердящей гурьбой,
Сверкая голодным оскалом.
А скоро и ей звать других за собой,
Их здесь ещё будет немало.

Наполнится башня костями невест,
Прославится остров-калека.
Могилою сестрицкой с сотнею мест
Шокирует мир анти-Мекка.

Ужель научил так священный Коран?
Ужель на то воля Аллаха?
С чьего позволенья арабский тиран
Восславил кустарную плаху?

Иссушено тело, давно уж без сил.
Душа - воспалившийся сгусток.
Ужель её мужа вот так же гнобил
Обман в непорочности чувства?

Ужель так тяжка та ошибка любви,
За год до погибельной свадьбы?
Никто не поможет, зови - не зови.
Ей к сердцу Аллаха воззвать бы!

И где-то вдали два седых рыбака
Вскочили, косясь суеверно,
От крика, пронзившего болью века,
Погрязшие в омуте скверны...